— Мое имя Тохут, — надломленным голосом произнес он.

Я сделал вид, что не заметил появления в камере еще одного человека. Но что за гость пожаловал ко мне?

Монах доковылял до стола. Тяжко вздохнув, облокотился рукой о столешницу и, придвинув к себе табурет, грузно уселся на него. Движения давались древнему старику с явным трудом.

— Когда-то меня звали иначе, — вновь заговорил он, — отцом Леонардо. Да, давно это было…

Старик замолк, погрузившись в воспоминания, даже закрыл глаза. Потом, выдохнув, вновь вперил в меня взор и продолжил:

— Мой постриг в монахи случился почти сто девяносто лет назад. Тогда я стал отцом Леонардо, но вот уж полтора столетия как обрел новое имя.

Усевшись на кровати, я с подозрением взглянул на монаха. Что за игру учиняют со мной? Сначала накормили и переодели, теперь вот прислали дряхлого деда сказки баять. А впереди-то пытки! Нет, не хочу харкать кровью пред палачом. Я должен улизнуть из камеры. Поговорю со стариком, раз он так хочет, и пусть убирается отсюда.

— Сколько же вам лет?

— Без малого двести тридцать три.

— Люди столько не живут, — буркнул я.

— Ты прав. — На лице старика отобразилось подобие улыбки. — Ты воистину прав! Столь долгий век дарован немногим, и поэтому я здесь. Снова говорю тебе: твое время пришло!

— Какое еще время? — раздраженно бросил я.

Что он хочет от меня? Чтоб я стал избранным?

— Время сделать главный выбор. Время принять Низверженного! — подтвердил мою догадку старик.

— Разве у меня есть выбор? Разве круг из тринадцати магов не обратит меня в слугу Низверженного?

— Обратит, — кивнул монах. — Нет такой воли, что способна противиться кругу тринадцати. Но я здесь, чтобы ты признал Низверженного по доброй воле.

Я молчал. Больше смерти боялся потерять себя. Страшился, что после обращения превращусь в кого-то другого. Как Тейвил! Должно быть, его обратили! Однако старик истолковал мое безмолвие неверно, будто я колеблюсь, и заметно приободрился.

— Слушай меня! — Теперь в глазах монаха показался огонек. — Низверженный есмь Создатель всего нашего мира! Всего Орнора! Он Творец! Он Отец мира!

Старик не лгал и не заблуждался. Не знаю, откуда пришла уверенность в правдивости слов монаха, только услышанное воспринималось как истина.

— Наш мир много старше, чем говорят церковники. — Монах поморщился. — В те древние времена, о коих не знают даже перворожденные, Орнором правил один бог: Низверженный! Тогда его рекли по-иному…

Старик замолчал.

— Как его называли? — спросил я.

— Сие нам не ведомо. Мы познали Его как Низверженного.

— Мы? Кто это?

— Рыцари Грааля. Веками и десятилетиями мы по крупицам восстанавливали почти утраченные знания. Мы пытались постичь запретное…

— Древнюю магию?

Тохут квинул.

— Почти все, что выходит за границы истинной силы, — я назвал термин, которым церковники обозначали используемую ими магию; иначе ее нарекли святой магией или попросту святой волшбой, — считается черной магией.

— Это так.

— Кроме чародейства немногочисленных магов, выпускаемых богословскими и философскими факультетами в семи главных университетах Большого Орнора, — добавил я.

Общеизвестные в общем-то истины; старик так же согласно кивал. Всем, кто изучал историю, хорошо известно, что после окончательного торжества веры средь людских земель Матерь Церковь буквально сожгла на кострах инквизиции почти всех магов, колдунов, ворожеек и прочих, кто пользовал дьявольское вспоможение. Только святая магия, как воплощение истинной силы, как благословение Двуединого Бога, была объявлена дозволенной, и только для святых отцов. Ибо она есть орудие в руках их, как они сами — орудия Бога Отца и Бога Сына на бренной земле.

С некоторым изумлением я понял, что почти дословно вспомнил строки из энциклики об истинной силе и богопротивном колдовстве.

Монахи лечили, изничтожали нечисть и даже использовали заклятия из боевых арсеналов древнего полузапрещенного искусства, не говоря уже о прикладной ворожбе. Кое-что немногое было разрешено и аккредитованным при архиепархиях магам.

Конечно, одними энцикликами да буллами древнюю магию так просто не искоренить, и не зря столетиями пылали очищающие душу костры. Но нынче магия — лишь тень прошлых знаний, и то, что помнили в новой эпохе, почти исключительно являлось делом Матери Церкви. Как нередко об этом говорили сами святые отцы — одним из крестов греховности рода человеческого, кои они несут на плечах своих.

А выродки, что польстились на запретное, искушены самим Сатаной. Если же кто с рождения обретается с Даром, как я, например, то таковые явлены из материнской утробы от связи с духом нечистым. Все, что не истинная сила, есть черная магия.

Но довольно отвлеченного повествования. Старик заговорил вновь:

— Мы многое узнали, многое открыли заново и однажды постигли главную истину. Настоящая древняя магия неразделима с истоком нашего мира, с его Создателем. Мы пытались дознаться о новом пути к Двуединому Богу, познать Его как-нибудь иначе, чтобы найти дорогу к утраченному. Но открылось иное.

Взор монаха потух; он был сейчас в прошлом.

— Мы поняли, что Двуединый Бог — это пришлая, чуждая Орнору сущность. Мы отреклись от Матери Церкви, и долгие годы ушли на поиски истинного Творца нашего мира.

Я слушал затаив дыхание.

Монах отложил посох и устало растер высохшими пальцами лицо.

— Да, мы долго блуждали в поисках знаний, что явили бы Орнору его первого Творца, — продолжил он. — Искали союзников и обрели их в эльфах Гвендара. Те преследовали свои цели, но на какое-то время интересы эльфов и ордена совпали. Дабы скрыться от назойливых взоров инквизиции, мы возвели в лесах перворожденных этот замок.

Монах обвел взглядом камеру.

— Черный замок — последний оплот рыцарей Грааля. Мы перевели сюда лучшие умы ордена, главную библиотеку, архив и, конечно, наших немногочисленных магов. Истинное сокровище ордена, главная его тайна. Как оказалось, не зря. Вскоре Тима объявила нас еретиками, многие и многие из братьев были схвачены, замучены и казнены, но дело ордена продолжилось. А потом начались войны Святого Отмщения! Наши союзники отступали, войска людей и ищейки папы приближались к нашему последнему рубежу.

Старик вздохнул.

— Мы отчаянно пытались дозваться до истинного Творца, ибо ведали, что в нем спасение для нас и для мира, который до сих пор ослеплен ложью… Матери Церкви. — Старик скривился, словно вкусил чего-то донельзя гадкого, и его взор неожиданно воспылал. — У нас получилось! Когда надежда почти покинула самых стойких из нас, а армии четырех псов громили войска Гвендара, мы услышали Отца мира!